В поэзии хочу добиться одного: передать движение, а вместо этого — пустые фразы!
4 сентября 1924. Четверг
Уже целую неделю я не брала дневник. А что же произошло за это время? В воскресенье, ночью, умер Жидейкин. С вечера ему сделалось плохо, а в это время мы, т. е. я, мичман Аксаков, Звенигородский и Тагатов рядом, в кают-компании, играли в карты, страшно дурили и смеялись. Когда наутро я узнала, что он умер, — мне стало очень неприятно и тяжело, как будто я была этому причиной. На похороны не пошла, даже на панихиде не была. Боялась увидеть мертвого.
Что же еще? Вчера в Бизерте был концерт с участием почти исключительно русских. Меня он не удовлетворил. Были моменты, когда слушала с удовольствием, но часто утомлялась слушать и скучала. Сегодня днем к нам заходили Вася с Андрюшей.[326] Говорили. И Вася сказал ужасную вещь, что ему не нужна Россия, что он не любит ее, что ему все равно, где жить и работать. «Вот Андрея я понимаю, что ему хочется вернуться, а что там у меня?» И мне вдруг стало страшно жаль этого вступающего в жизнь мальчика; полуполяк, полурусский, с десяти лет сразу потерявший семью и десять лет шатавшийся по фронтам, — что он мог вынести оттуда, что у него там осталось? Его жизнь сложилась очень тяжело, я этого не перенесла, а между тем, что у меня осталось от России? Люблю ли я ее? И что я в ней люблю?
11 сентября 1924. Четверг
Бывают же такие моменты в жизни, когда плачешь, плачешь без конца, и все больше хочется плакать! Конечно, я понимаю причину и даже считаю ее настолько серьезной, что не могу отвлечься. Из Праги нет вестей. В прошлый четверг была получена открытка от Домнича, где он говорит, что узнавал по поводу нас и ему сказали, что «виза на 9 и деньги будут высланы скоро» (кавычки его). А вот уже целая неделя прошла, а ничего нет. Не знаю, кто из нас троих больше нервничает. Ведь тяжело и трудно даже в мыслях отказаться от Праги.
13 сентября 1924. Суббота
Сегодня получена открытка от Карцевского: «Все рушилось» — вот его фраза.
15 сентября 1924. Понедельник
Надо быть бодрее и веселее. Все равно слезами горю не поможешь. Я самая сильная в семье, и на мне должна лежать роль нравственной поддержки. Задача трудная, у меня нет достаточно выдержки, но пока что держусь молодцом, и удалось подействовать на Мамочку. Вот это уже настоящий удар судьбы, это действительно тяжело, не то, что мелкие душевные переживания, которые волновали меня и причиняли мне боль. Тогда можно было распускаться и копаться в себе, а теперь нельзя. Вчера же утром, успокаивая Мамочку, я предприняла решение, которое нас всех успокоило. Я решила, что поеду в Тунис работать. Поступлю куда-нибудь горничной, это не важно, это на один год, нужно во что бы то ни стало выучить язык, да! А за этот год многое еще может произойти. «Нет такого положения, из которого нельзя было бы выйти», — говорит кадетская поговорка.
16 сентября 1924. Вторник
Стараюсь отвлечься. Играю в карты. Вчера у меня была большая компания, и мы с азартом играли в «двадцать одно» на папиросные бумажки. Мне нравится Вася Чернитенко, и я не боюсь думать об этом, наоборот, я даже не прочь бы и увлечься. Не нужно, чтобы брели на ум страшные слова: «все рушилось», да еще с той интонацией, с которой они были прочитаны. Чем-нибудь надо их заглушить. И я их заглушаю, я думаю о мальчиках, оба Васи и Андрюша заняли мое воображение сполна, совершенно ошибочно с ними ровняла Минаева, он — шляпа.
Около месяца тому назад мы получили письмо от Антонины Ивановны Столяровой из Харькова. Она должна была через две недели ехать к сыну на север Франции. Если она приедет туда, то я тоже туда поеду и буду служить там. Близкий нам человек, она примет во мне участие, и мне не так будет страшно. Мне бы этого теперь больше всего хотелось.
17 сентября 1924. Среда
Хочу, чтобы об этом никто не знал и никогда не догадывался. Мне кажется, что я могу не на шутку увлечься. Конечно, все это иллюзии и суррогаты, я нарочно создаю себе имитацию того, что мне хочется. Мне хочется Васю Чернитенко, я готова многое отдать, чтобы он мной увлекся. Я не прочь поиграть с ним, а попросту хочу его видеть и слышать. А еще — мне надо думать о ком-нибудь по ночам. Не о Доманском же? Тот и так мне самый близкий. Страшно подумать, что через две недели 4-я рота кончает. Все разъедутся. Я не представляю себе жизни в Сфаяте без кадет, без веселого смеха за партами, без ругани из-за Блока, без моих глупых мыслей. Надо, надо и мне скорее устраиваться. Раньше мне очень хотелось уехать в Прагу, раньше окончания; теперь тоже хочется уехать раньше — в Тунис, но это невозможно. А вообще — скорее надо, а то я так никогда не выучу языка!
18 сентября 1924. Четверг
Кадет отправили в Сфаят, всех, кроме 4-ой роты. Целый день слышен крик, смех, шум. Таусон играет на кларнете, и ему вторит «джаз-банд» — ложки, тарелки, палки, голоса. Слышится веселый напев песенки, слов не разобрать, слышно только: «Какая ты дубина!» И то весело. Оживления много. Сначала напевы горна, молитва. Некоторое разнообразие. За стеной голоса: «А ну, Вовка, налей папочке чайку!» В кают-компании Платто наигрывает краковяк. Наши играют в карты. Я сидела и писала письмо Сергею Сергеевичу.
Писем нет. Стихов не пишу. Читать не хочется. Ничего не делаю. Завтра дежурю на камбузе, а вечером Елизавета Сергеевна звала в кинематограф.
21 сентябре 1924. Воскресенье
Мамочка говорит: «Скажи, что у тебя произошло с Звенигородским?» — «С Звенигородским?» — «Да». — «Ничего». — «Мне Елизавета Сергеевна говорила под большим секретом и только просила тебе не говорить. Звенигородский сказал, что он с тобой поссорился, он очень расстроен, „страдает“, когда вы ходили в кинематограф, он все был в стороне, не говорил ни слова: когда вчера вечером услыхал, что ты пошла с мальчиками гулять, он очень расстроился и пошел за вами. Вы его не встретили?» Это мне так понравилось, что сразу настроение подпрыгнуло. Стала припоминать, когда же мы с ним «поссорились», да так и не вспомнила.
А что он последнее время как-то странно относится ко мне, так я это давно заметила. Еще Мамочка сказала со слов Ел<изаветы>Сер<геевны>, что он поселился напротив, в кабинке Косолапенко, чтобы лучше наблюдать за мной. Я страшно рада, как это ни глупо. Вчера у меня были Вася с Андрюшей. Оба они мне очень понравились вчера. Мы стали почти друзьями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});